Неотъемлемым атрибутом мифологического мышления является концепт того что, весь феноменологический мир подвержен эсхатологии, так как он имеет начальный отсчет во времени и, следовательно, имеется конечная точка этого отсчета. Так как мир подвержен смерти, соответственно он подвержен и старению.

Подобные воззрения были присущи германским и славянским племенам на определенной стадии их исторического развития, в период господства у этих народов мифологического мышления (рудименты такого мышления мы можем наблюдать и сейчас).

Для нас основным в данной работе будет являться «понятие конца и начала временного периода, выделенного на основании наблюдений над биокосмическими ритмами и вписанного в более обширную систему, а именно в систему регулярных очищений и циклического возрождения жизни». [9, с. 24]

Ниже будут рассмотрены и сопоставлены ритуалы «вечного возвращения», которые проводили славяне и германцы что бы предотвратить неминуемую гибель феноменального мира, а именно:

- ритуальные дни, предшествующие Новому году и следующие за ним;

- ежегодное изгнание демонов, болезней и грехов.

Почти повсеместное распространение верований, по которым мертвые возвращаются в мир людей перед Новым годом, свидетельствует о надежде на отмену времени на том отрезке мифического существования, когда мир разрушен и создается вновь. «Тогда мертвецы могут вернуться, ибо все преграды между мертвыми и живыми уничтожены (ведь воссоздается изначальный хаос), и они вернутся, потому что - и в этом заключается весь парадокс - время остановится, а, значит, мертвые смогут снова находиться среди живых. А так как в этот момент ожидается новое Творение, то они надеются вернуться к долгой и вполне осязаемой жизни». [9, с. 36]

Приведенная выше цитата, принадлежащая выдающемуся исследователю мифологического мышления Мирче Элиаде, подтверждается дошедшими до нас сведениями о представлении германцев связанных с концом Старого года, и началом Нового года. Это время в германской традиции называется Йолем, праздник зимнего солнцестояния, приходился на 20-21 декабря, по свидетельствам Беды Достопочтенного у англосаксонских племен Йоль начинался за ночь до зимнего солнцестояния (19 или 20 декабря в зависимости от года). Скорее само слово Йоль восходит к индоевропейскому корню со значением «вращаться», «крутиться», «колесо». По традиции Йоль длится тринадцать ночей, которые называют «Ночи духов», что сохранилось и в немецком их наименовании, Weihnachten. [2, с. 342] Эти тринадцать ночей, от первого заката солнца и до последнего рассвета – брешь между двумя мирами, сакральный период, в течение которого нет ни привычного времени, ни привычных границ. В это время в феноменальный мир проникают всевозможные инфернальные создания, которых по своей сущности можно редуцировать к персонификации смерти. Как было сказано ранее весь мир стареет, прежде всего это проявляется в объективных природных изменениях, сам день становится все короче, что может привести и к его полному исчезновению, смерти, что, и проявляется в самой длинной ночи в году.

К сожалению свидетельства, об этом празднике до нас дошли весьма незначительные, большинство из них относится к этнографическим данным, собранным в XIX веке. Интересен один из обычаев этого праздника, по которому к столу подают рождественскую ветчину, по всей вероятности эта традиция восходит к языческому обычаю клятвы на голове дикого кабана. Считалось, что такая клятва доходит до самого Фрейра, бога плодородия, священным животным которого был дикий кабан. Кабан (вепрь) является зооморфным прототипом бога Фрейра, отрубание головы этого животного, в прошлом могло, рассматривается как умерщвление самого божества. Учитывая то, что Фрейр выступает здесь в ипостаси бога плодородия, можно предположить, что его смерть могла являться ритуальным жертвоприношением, для того, что бы обеспечить «вечное возвращение» временного цикла.

Возвращаясь к инфернальным созданиям, которые врываются в этот мир, преодолев иллюзорность пространственной и временной разделенности миров, которая возникает вместе со старением феноменального мира, нужно отметить, что эти существа имеют бинарную природу, с одной стороны это умершие предки, которые являются хранителями родов, но в тоже время эти самые предки антагонистически настроены к людям которые не являются их потомками. Помимо предков хранителей, в феноменальный мир также проникают всевозможные персонажи, относящиеся к низшей мифологии, такие как: тролли, альвы, гномы, и.т.д. Как уже говорилось многие из этих существ враждебно настроены по отношению к человеку, об одном случае случившимся в Рождественскую ночь (Рождественская ночь, после принятия христианства стала попадать как раз на празднование Йоля) повествует «Сага о скальде Греттире»:

«В то утро Глам встал рано и крикнул, чтобы ему подали есть. Хозяйка отвечает:

— Не по-христиански это — есть сегодня, ведь завтра первый день Рождества. А сегодня все обязаны поститься.

Он отвечает:

— Много у вас суеверий, в которых я не вижу толка. Не нахожу, чтобы теперь людям жилось лучше, чем когда они их не придерживались… И, наевшись, он вышел, и от него шел смрадный дух. Погода же сделалась такая, что кругом потемнело, и повалил снег, и поднялся ветер, и чем дальше — тем хуже. Сначала люди еще слышали пастуха, а потом все меньше. Люди пошли к службе, а там и день прошел... Не пришел он и в Рождественскую ночь. Подождали конца службы и, когда достаточно рассвело, вышли на поиски... Наконец, нашли они в верхней части долины вытоптанное место: всюду валялись вывороченные камни и земля, как если бы там шла жестокая борьба. Они внимательно осмотрелись и увидели Глама, лежавшего немного в стороне. Он был мертв и черен, как Хель, и огромен, как   бык. Вид его был отвратителен, и они содрогнулись. Все же они попытались отнести его в церковь, но еле-еле дотащили и до края одной расселины неподалеку от того места. С тем и пошли домой, и рассказали обо всем хозяину. Тот спросил, отчего мог умереть Глам. Они сказали, что видали там следы, такие большие, как если бы били дном бочки. Следы шли от вытоптанного места наверх, к тем скалам, что в верхней части долины, и за ними тянулись большие пятна крови. Отсюда люди вывели, что, наверное, Глама убил тот злой дух, что жил там и раньше… Махнули они тогда рукой на то, чтобы отнести его в церковь, и, где он лежал, там и засыпали его грудой камней». [7, с. 64-65]

В приведенном выше отрывке хорошо маркируется антагонизм злого духа по отношению к человеку, которого он просто убивает. Так же этот отрывок раскрывает сакрально – очистительную сторону «вечного возвращения». То есть «пост, омовение и очищение; тушение огня и его ритуальное разжигание; изгнание демонов с помощью шума, криков и ударов; подобное изгнание может быть заменено ритуальным изгнанием животного (типа "козла отпущения") или человека, рассматриваемых в данном случае как вполне реальные транспортные средства, которые унесут беды всего племени за пределы населяемой им территории. Нередко проводятся ритуальные сражения между двумя группами статистов, коллективные оргии или маскарадные шествия (маски изображают духов предков, богов и т. п.)».[9, с. 15]

Как мы видим Глам нарушает один из важных компонентов сакрального очищения – пост. В данном отрывке не стоит обращать внимание, на то, что пост обуславливается христианской традицией, христианство в Исландии тогда было лишь маской язычества, оно было принято только в 1000 году, и просто не могло за короткий промежуток времени привить столь радикальную традицию поста, это верование наложилось на более ранние воззрения. Отказываясь соблюдать пост Глам, ставит под угрозу не только свою жизнь, но и существование всего феноменального мира, так как акт очищения должен соблюдаться всеми членами племени и невыполнение хотя бы одним человеком ритуала может привести к расхождению с догмой заранее заданного архетипа. В сюжете подобное поведение непременно наказывается инфернальными силами, которые могут выступать как хранители рода, традиции.

Так же можно предположить, что в данном сюжете есть мотив «перенесения» на человека бед всего племени, и дальнейшее изгнание его. Косвенным подтверждением этого может служить негативное отношение большинства людей к Гламу:

«Он рослый и сильный, и люди не очень-то его любят»;

«Хозяин хорошо его принял, но остальным он совсем не понравился, в особенности хозяйке». [7, с. 63]

И таким образом Глам становился бы искупительной жертвой, которую приносят люди, дабы повторить цикл «вечного возвращения» и спасти феноменальный мир. Но это предположение, пока остается недостаточно обоснованным.

Помимо всего прочего, после смерти Глам становится «заложным» покойником:

«Немного погодя люди стали замечать, что Гламу не лежится в могиле. Много было от этого бед людям: иные, увидев его, теряли сознание, а иные и разум. Сразу после Рождества люди видели его на дворе. Взял их ужас. Многие кинулись прочь из тех мест».   [7, с. 66]

По всей вероятностью, его «заложничество» обосновывается тем, что он умер не своей смертью, но нельзя так же исключать вариант наказания Глама за то, что он не соблюдал догму архетипа. Если принимать версию о «человеке отпущения» то можно предложить еще и вариант о некой мести со стороны мертвеца, живым людям.

Обобщая все выше сказанное можно прийти к следующим выводам:

- ритуальные дни, которые проходят во время «умирания» Старого года и встречи Нового года, направлены на некое возрождение, при помощи убийства божества плодородия (его зооморфного варианта), которое также стареет со всем миром и нуждается в обновлении.

 - в это время через иллюзию пространственно - временной разделенности миров, которая возникает вместе со старением феноменального мира, проходят всевозможные инфернальные существа.

- инфернальные существа двойственны в своем отношении с людьми, но зачастую антагонистически настроены.

- чтобы сохранить феноменальный мир люди совершают всевозможные очистительные обряды. Невыполнение этих обрядов, может привести к отклонению от заданной архетипической догмы, и, следовательно, к смерти мира. Поэтому нарушитель традиции жестоко наказывается.

В славянской культуре новогодние празднования назывались Колядой. Коляда – славянский праздник зимнего солнцеворота и, видимо, одноименное божество. Зимний солнцеворот приходится на 25 декабря. А праздник Коляды справляют с 25 декабря по 6 января.

К концу XIII в. празднование коляды было перенесено на церковный Новый год, начинавшийся с 1 марта: "Коляды - наречаемая ошестъкы и в 1 день марта месяца совершаемое тържьство". [6, с. 430] О том, что славяне праздновали Коляду именно в день зимнего солнцестояния свидетельствуют христианские поучения, "Аще кто в 1 день енуара на коляду идеть, яко же пьрвее погани творяху, а покаеться - яко от сотоны есть игра та".    [6, с. 430]

Само слово Коляда представляет собой раннее (в конце праславянской эпохи) заимствование из латыни, где  календами (лат. Calendae от calo "взывать") именуются первые дни каждого месяца. У венгров новогодние, рождественские празднества называются «карачун» — смерть. [1, с. 36]

Академик Б. А. Рыбаков считает, что божества Коляды не существовало, и утверждает, что восприятие Коляды как божества оформилось от зимних колядок к XVII в. [6, с. 425]

Время Колядок (Святок) на Руси, как и в германской традиции, является сакральным периодом, временем, когда границы между мирами становятся иллюзорными, и всевозможные инфернальные создания получают возможность проникать в феноменальный мир людей.

В это время был широко распространен обычай рядится и устраивать игры ряженных на молодежных посиделках. Всевозможные ряженья обуславливались представлениями о возможности обмана злых духов, нивелирования различий с ними.

Парни и взрослые мужчины в течении святочного периода устраивали многочисленные бесчинства: «сталкивали в огромные кучи, перекрывающие дорогу, оставленные односельчанами без присмотра орудия труда и разную утварь, забрасывали крупные вещи на крыши домов, будили ночью и пугали спящих, засыпали снегом входы в избы и.т.п.» [3, с. 754]

Такое поведение по всей вероятности объясняется установлением хаоса, разрушением всего объективного мира, его смертью. Это есть некая попытка объективировать «вечное возвращение» эсхатологии.

В это время «борьба и кулачный бой составляли издавна любимую народную потеху». [4, с. 42] Эти кулачные бои могут восходить к ритуальным боям, которые воплощают собой борьбу добрых и злых божеств, представляющих борьбу хаоса с космосом, которая велась в начале времен, и, по всей вероятности, будет вестись  в конце времен.

В более поздних этнографических источниках мы можем встретить персонификацию самой смерти. «По вечерам на святках до начала XX в. ходили по деревне группы парней (прежде — мужиков). Один из них — «смерть» — был облачен в белое одеяние наподобие савана и ходил с «косой» — символом смерти и основным атрибутом маски ее. Другой носил мешок, набитый соломой со смерзшимся навозом на дне: удар его опрокидывал в сугроб встречных прохожих (столкновения с ними всячески избегали). Ритуал несет в себе рудименты отправления на «тот свет». О последнем свидетельствует персонаж — «смерть», основное действо — удар, опрокидывающий в сугроб. Сугроб — один из элементов ритуала отправления на «тот свет» (вывоз на санках в сугроб). Эта форма отразилась в поговорке «заедешь в ухаб — не выедешь никак»». [1, с. 45]

Коляда это период когда совершаются торжественные трапезы, включая ритуальную пищу, часть которой после трапезы оставляют на столе для душ умерших.

В украинских колядках языческий элемент проявляется в обрядах колядования с козой. Так же с козой (козлом) связана одна интересная песня:

     «За рекою за быстрою

     Леса стоят дремучие,

     Огни горят великие,

     Вокруг огней скамьи стоят,

     Скамьи стоят дубовые,

     На тех скамьях добры молодцы,

     Добры молодцы, красны девицы

     Поют песни колнодушки (колядные).

     В середине их старик сидит,

     Он точит свой булатный нож.

     Котел кипит горючий;

     Возле котла козел стоит -

     Хотят козла зарезати...» [8, с. 6]

Как мы видим, в этой песни отражается обряд жертвоприношения козла. В славянском пантеоне имеется одно божество которое могло быть связанно с ритуальным убийством козла, и следовательно так или иначе воплощаться в этом самом козле, этим божеством является Велес-Волос. "Моления Велесу не ограничивались только заключительным днем зимних святок, а начинались с Нового года  и продолжались все те шесть дней, которые отмечены разгулом нечисти... Святки делились на две половины: первая (включая новогоднюю ночь с 31 декабря на 1 января) была посвящена будущему урожаю и гаданию о замужестве, а вторая (начиная с новогодней ночи) была связана со скотом и зверьем и представляла собой "велесовы дни". [5, с. 423]

Таким образом, если козел выступает воплощением бога Велеса-Волоса, и приносится в жертву, то и само божество является приносящемся в жертву ради воссоздания космоса, Велес-Волос так же по всей вероятности частично выступал и богом плодородия, [5, с. 429] что роднит его с германским Фрейрем, по мимо того что Велес-Волос воплощал в себе функции «скотьего бога» и аграрную функцию, он так же являлся хтоническим божеством связанным с культом мертвых. Таким образом, Велес-Волос мог выступать как символ всего наступившего хаоса.

Если делать выводы о мифологеме «вечного возвращения» у славян, то можно заключить что:

- действия людей в дни «умирания» мира двойного характера, одни направлены на объективизацию изначального хаоса, другие направлены на возрождение феноменального мира, это и ритуальные кулачные бои, и убийство козла, который, по всей видимости, является воплощением бога Велеса-Волоса, одной из функций которого является плодородие, следовательно, природа должна возродится вместе со всем миром.

- в это время на территорию феноменального мира, который находятся в онтологическом упадке, проходят всевозможные инфернальные существа.

- эти существа также бинарные по своей природе, как и у германцев, одни из них добрые предки для которых готовится угощение и прочие формы задабривания, другие враждебны человеку.

- живучесть колядочных обрядов, могут свидетельствовать о сильном эсхатологическом архетипе, нарушение которого может привести к прекращению «вечного возвращения».

Для более удобного сравнения представлений славян и германцев о «вечном возвращение» можно составить таблицу:

Сравнительная таблица обрядов «вечного возвращения» германцев и славян.

Схожесть воззрений связанных с «вечным возвращением» у германцев и славян очевидна. Каноны мифологического мышления связанные со старением и возможной смертью феноменального мира прослеживаются у всех европейских народов, по всей вероятности этот архетип  является даже не индоевропейским, а протоиндоевропейским.

Библиографический список:

1.      Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978

2.      Петрухин В. Я Мифы Древней Скандинавии. М., 2005

3.      Русская Мифология. Энциклопедия. М., 2007

4.   Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. 

      М. Забылиным. М., 1880

5.   Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981

6.   Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1987

7.   Сага о Греттире / пер. О.А. Смирницкой. – Новосибирск., 1976

8.   Снегирев И. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М.,  1838,  

      вып. II, № 4

9.   Элиаде М. Миф о вечном возвращение. М., 1998