Концепт судьбы-смерти является одним из доминантных для скандинавского дохристианского мировосприятия. Демиургами судьбы в скандинавском представлении выступают, как правило, женские персонажи. Эта ведущая роль женских персонажей в творении человеческой судьбы по всей вероятности обуславливается отношением к женщине как к некому медиатору между миром трансцендентным и миром феноменальным.

Одними из таких демиургов судьбы выступают норны:

«Урд имя первой, вторая Верданди, резали на дощечках, Скульд имя третьей; судьбы судили, жизнь выбирали детям людей, жребий готовят» [1].

В данном источнике мы видим отождествление судьбы с выбором жизни, какая судьба ждет индивида, ведают только норны, сама жизнь обуславливается этой судьбою, и, следовательно, не может без нее существовать.

Подтверждение подобной гипотезе мы можем найти в другом отрывке Старшей Эдды:

«И трое пришло из этого рода асов благих и могучих к морю, бессильных увидели на берегу Аска и Эмблу, судьбы не имевших. Они не дышали, в них не было духа, румянца на лицах, тепла и голоса; дал Один дыханье, а Хенир - дух, а Лодур - тепло и лицам румянец» [2].

В данном фрагменте четко маркируется отсутствие судьбы как отсутствие жизни. Аска и Эмблу начинают «иметь» свою судьбу, после того как боги наделяют их «дыханием», «духом», «теплом», «румянцем» фактически оживляя их, а так как Аска и Эмблу являются перволюдьми, то соответственно судьбой наделяются все представители рода людского.

Таким образом, мы можем редуцировать понятие жизни к понятию судьбы, Жизнь не может проявлять себя вне контекста судьбы, которая ей уготована, а сама судьба выступает как иерофания исходящая от триумвирата божеств демиургов.

В этом отрывке так же представлена не часто распространенная концепция, о наделении судьбой мужским персонажем. Возможно, этот сюжет появился в эпоху так называемого комитата, когда мужские божества заметно потеснили женские, или, что более вероятно, эти сюжеты  существовали наравне, и вместе входили в мифопоэтический комплекс скандинавских народов, при этом образуя некий дуализм.

Но все же, как правило, персонификацией судьбы в скандинавском мировоззрении выступает образ женского персонажа, это персонификация женщины-судьбы составляет собой некую мифологему скандинавских верований. На том что женщинам дано ведать судьбу указывает даже бог Один в одном из текстов Старшей Эдды, который носит название «Перебранка Локки»:

«Безумен ты, Локи, что дерзостно вздумал Гевьон гневить: ведь ей, как и мне, открыты и ясны судьбы всех сущих»[3].

Еще одним неотъемлемым объектом, с помощью которого творится судьба, является широкий спектр женских ремесел, в которых актуализируется семантика плетения-соединения; вращения-становления. 

Создание судьбы (сама судьба) норнами, может редуцироваться в мифе к «кручению пряжи», самой нити:

«Так нить судьбы пряли усердно, что содрогались в Бралунде стены; нить золотую свили и к небу - к палатам луны - ее привязали. На восток и на запад концы протянули, конунга земли нитью отметили; к северу бросила Нери сестра нить, во владенье север отдав ему»[4].

В этом фрагменте мы видим, что нитью судьбы определяются пределы будущего владычества конунга, судьбою-нитью опоясываются те земли, которые в дальнейшем будут принадлежать тому конунгу, для которого эти нити специально плетутся.

Подходя ближе к сопоставлению смерти и судьбы, мы не в праве обойти такой женский персонаж как валькирия. «Древнейшие истоки валькирического персонажа восходят к образу Великой Матери или Матери Земли индоевропейцев, также выступающей в паре с Отцом Небом»[5].

Согласно К. Юнгу, индоевропейская Великая Мать характеризуется как «любящая и страшная мать», амбивалентная по своей природе[6].

Действительно у таких персонажей как валькирии проявляются некоторые рудименты, которые можно отнести к функциям так называемой Великой Матери. Эти рудименты можно наблюдать в остаточных способностях плодородия у валькирий:

« …но светлая дева мчалась пред ними; кони дрожали, с грив их спадала
роса на долины, град на леса, урожай обещая…»[7].

Так же возможно валькирий с Великой Матерью мог связывать факт причастности их к миру мертвых.

 Подводя итог скандинавским воззрениям, связанным с судьбой и смертью можно сказать что:

- жизнь у древних скандинавов не мыслится при отсутствии у этой жизни судьбы, что подтверждает миф о перволюдях, которые находились в неживом состоянии пока боги демиурги не наделили их судьбою.

- мифологемой является образ женщины, творящая судьбу, ее изменяющая, иногда само понятие судьбы может редуцироваться к женскому персонажу. Так же мифологема судьбы может сводиться к всевозможным женским работам, и продуктам этой работы (нить, ткань).

- определенный род женских персонажей, такие как валькирии, наделены способностью не только творить судьбу (а, следовательно, и саму жизнь) но и отнимать ее. А от сюда можно прийти к мнению, что судьба является феноменом, напрямую обуславливающим смерть, герой наделенной судьбой - жизнью не коим образом не может на нее повлиять, и эта самая судьба неизменно, раз от раза оборачивается гибелью героя, и, следовательно, интенция судьбы есть смерть.

Список литературы:

[1] Старшая Эдда, пер. А. И. Корсун, под. ред. и с     комментариями М. И. Стеблин- Каменского, М.-Л.,1963 с. 14

[2] Там же. с. 23

[3] Там же. с. 54

[4] Там же. с. 68

[5] Брагинская Н. В. Небо // Мифологический словарь. Гл. ред. С. А. Токарев. Т. 2. М, 2003. с. 208

[6] Юнг К. Г. Душа и миф. М., 1997. с. 227

[7] Исландские саги. А. В. Циммерлинг, под. ред. А. В. Циммерлинг. Т. 1. М., 2000. с. 531